Дети Империи - Страница 89

Взятые им билеты были в купейный. Виктор без труда нашел свой вагон – он, как и все другие в этом составе были окрашены в ярко-синий цвет с белой полосой по окнам – предъявил билет юной проводнице в форме с необычными, похожими на ложку, погонами, и сел в поезд. На сегодня спешить уже было некогда.

21. Блюз четвертого купе.

В коридоре вагона было тепло и привычно пахло углем из титана и чаем. Виктор нашел свои места – они оказались в четвертом купе, нижние. Он дернул в сторону ручку отделанной синим линкрустом двери: внутри царил полумрак, нарушаемый лишь светом окон вагона на соседних путях, Осмолова еще не было. Виктор щелкнул выключателем; две ярких лампы в квадратном плафоне над окном озарили помещение.

Их купе соответствовало классу мягких вагонов. На полках были пружинные матрацы, а нижние полки, к тому же, имели мягкие спинки, которые можно было на время сна опускать вниз, а при необходимости и поворачивать горизонтально, делая из них третий ряд мест. Помимо массивных алюминиевых бра на торцовой стенке у каждого места для местного освещения, на столе, покрытом свежей крахмальной салфеткой, украшенной паровозами и синими надписями «МПС», стояла небольшая настольная лампа с матерчатым абажюром. Ниши над коридором были закрыты лакированными дверцами, которые Виктор, впрочем, счел совершенно излишними. Он сунул свой холщовый командировочный портфель в сундук под полкой, привычно выложил на столик свой билет и деньги, заготовленные за постель и чай, и, присев на свое место, стал ждать развития событий.

Освещенное здание нового вокзала, что виднелось через окна коридора, вернуло его к мысли о сталинской высотке на Покровской Горе. Интересно, какой смысл ее городить в этом месте? Вид, конечно, фантастический, но здание выходит на отшибе, да и до Набережной будет тяжело спускаться. Со строгой римско-петербургской классикой Сталинского Проспекта этот гибрид Эмпайр Стейт Билдинг и сельской шатровой церкви тоже мало вязался.

Видимо все дело в подражании, подумал Виктор. Вот, скажем, восстановили в Москве на волне перестройки и демократии храм Христа Спасителя. Потом и в некоторых других городах захотели поиметь свои мегакультовые сооружения, чтобы по статусу быть похожими на столицу. Ну, может поменьше и поскромнее. И дошло до того, что теперь сколь-нибудь крупному городу просто неприлично не отдать последнее, чтобы только возвести свое статусное здание на видном месте. Видать, так же и здесь: вынь да положь областному центру небольшую копию университета на Ленинских горах или, на худой конец, гостиницы «Украина». «Может, под новый корпус лесотехнического отдать собирались?» Он придвинулся к окну и крутнул коричневую рукоятку волюмконтроля. Из щелей пластмассовой решетки динамика послышался романтический блюз, незнакомый Виктору.

В дверях показался Осмолов с большим командировочным портфелем о двух застежках из желтой кожи. Вечный портфель, подумал Виктор, надо будет когда-нибудь когда-нибудь себе такой завести.

– Ну вот успел. А вы из Бежицы на трамвае? Интересно, когда объездную через Болву закончат? Тогда можно будет маломерные автобусы прямо до вокзала пустить. А мы что, на этот раз никак одни едем?

Не успел Осмолов это сказать, как в купе появились две молодые женщины, одна в красном, другая в черном пальто, раскрасневшиеся и запыхавшиеся от бега. В руках у каждой было по небольшой авоське и ридикюлю.

– Здравствуйте. А здесь места двенадцатое и четырнадцатое?

– Придется, наверное, уступить дамам нижние места, – сказал Асмолов, взглянув на Виктора; тот кивнул.

– Ну что вы, не надо, неудобно даже… – замялась та, что была в черном пальто немного пониже, с ямочками на щеках и каштановыми волосами.

– Все нормально, – ответил Виктор. – Я всю жизнь привык спать на верхних. – А вы в Москву тоже в командировку?

– Нет. Мы монтажницы с «восьмерки», меня зовут Таня, а это моя подруга Света.

– Света, – подтвердила та, что была в красном пальто, высокая брюнетка с тонкими подведенными бровями.

– Очень приятно. Виктор.

– А по отчеству?

– Андреевич.

– А меня Геннадий Николаевич. А вас по отчеству?

– Татьяна Викторовна и Светлана Николаевна… да зовите просто по имени, а то как-то уж очень официально получается. Будто мы на дипломатическом приеме.

– А вы в Москву на дипломатический прием?

– Ну что вы… Я говорю, мы монтажницы с восьмерки, по итогам прошлого года лучшие по заводу. Нас от дирекции наградили трехдневным отпуском, билетами в Большой Театр и оплатой проезда в оба конца.

– Случайно не на «Лебединое озеро»? – поинтересовался Виктор.

– Нет, «Лебединое» мы по ящику видели, мы на «Щелкунчик»… Не поможете пальто повесить, а то я никак не дотянусь?

Музыка прервалась и женский голос по трансляции объявил об отправлении поезда и попросил провожающих освободить вагоны.

– А постель у проводника брать надо? – спросила Света, которая, видимо, реже ездила в поездах дальнего следования.

– Не надо, здесь принесут. Это в шестиместном самим ходить надо, а это четырехместное, для них разносят.

Вагон скрипнул тормозами, поезд дернулся, словно под электровозом постоянного тока и соседний состав за окном медленно поплыл назад.

Дальнейшие дежурные хлопоты мало чем отличались от того, что обычно сопровождало пассажира в нашей реальности в экспрессе «Десна», недавно переименованного в «Паристый», за исключением, разве что, того, что здесь и на ночь подавали чай, на случай, если севшие в поезд пассажиры успели замерзнуть по дороге на вокзал. Радиотрансляция в поезде была местной и передавала почти исключительно песни о романтике путешествий в поездах и железнодорожниках разных профессий, прежде всего, конечно, о машинистах. К одиннадцати вагон затих и улегся спать. Виктор вышел в коридор, где горело неяркое ночное освещение, и смотрел в окно; ему хотелось увидеть, как же в этой реальности изменилась страна. Но мир прятался во тьме, мимо окон мелькали стены леса, прерываемые короткими проплешинами болот или широкими паузами на пойменные луга какой-нибудь речушки с небольшими холмами и разбросанными в неизвестном порядке, словно фантазией неизвестного художника, островками кустарника. Иногда, ближе или дальше, виднелись неяркие огни окон деревенских домов, с редкими звездами фонарей на столбах, поставленных кое-где на сельской улице. В деревне в это время уже сидели по домам – разве что за исключением молодежи, но сезон и погода особо гулять не располагали. Встречавшиеся в изобилии по пути деревянные и каменные станции тоже как-то мало отличались от тех, что либо сохранились во времени Виктора, либо были снесены, но остались в его памяти. Семафоров на этом ходу уже не было и, если бы не встречавшиеся на станционных путях паровозы и старые вагоны, да диковинные машины на переездах, можно было подумать, что он снова попал в свое время.