Дети Империи - Страница 2

«Черт, да я же сплю!» Виктор бросился тереть глаза, несколько раз себя ущипнул, но ничего не менялось. Зал был теплым, очень теплым и странно пустым. Ну да, он спит, он видит это вокзал таким, как было когда-то в очень далеком детстве, это воспоминания… возможно, он вообще еще никуда не ходил, он все еще спит, ему кажется, что он пытается проснуться… так, однако, можно и опоздать в кассу. Надо что-то делать. Надо выйти из вокзала. Во сне наверняка память покажет ему что-то странное, искаженное…

Он потянул на себя ручку – бронзовую большую ручку – рубчатый цилиндр с шариками на концах на большой дубовой двустворчатой двери со вставными стеклами и выскочил на перрон. В лицо ему полетели снежинки.

Слякоти не было. Вокруг было морозно, сыпал снег, практически метель, ветер гнал белую сухую поземку по платформам, кружил в свете шаров-фонарей, что появились на пешеходном мостике. Виктор машинально застегнул ворот и подумал, что надо бы и уши шапки опустить – задувает. Бывало ли во сне холодно? Он не помнил. Он заглянул за угол и вместо сероватой силикатной пятиэтажки увидел под светом фонаря, качавшегося на деревянном столбе, деревянные частные домики, уходящие в темноту, в сторону Ново-Советской. Платформу от привокзальной площади отгораживал забор. Сзади, где-то со стороны Молодежной, раздался стон паровозного гудка. Паровозного – этого Виктор не мог с чем-то спутать. Он обернулся – со стороны базара на путях стоял товарняк, где среди четырехосных вагонов и платформ – с буксами не на роликовых подшипниках, а на простых, с крышками для смазки – затесались двухосные. Слишком много деталей, мелочей, будто кто-то специально пытался восстановить все как лет сорок назад или даже больше, в деталях, иногда совпадавших, иногда не очень. Бетонные урны-колокольчики – это было. Большие часы на башне вокзала – нет, таких не было, он помнил стандартные электромеханические, а эти прямо настоящие башенные… Да, это не настоящее. Наверное.

Становилось зябко. Виктор снова повернулся и вошел внутрь вокзала. Там было все так же тихо, такая же песочно-желтая окраска стен с белой лепниной, такой же пол, на котором таял прилипший к его ботинкам снег, оставляя лужицы. Легкие шаги гулко отдавались под высоким потолком, и где-то в невидимой отдушине приглушенно завывал ветер.

И тут до Виктора вдруг дошло, что он в одну секунду потерял всех родных, близких, знакомых и, вдобавок ко всему, очутился в непонятном месте без паспорта и денег. Потому что если это действительно прошлое, то ни Российской Федерации, ни, тем более, современных купюр здесь быть не может.

2. Полет белой вороны.

Виктор почувствовал, как его внезапно охватывает какое-то глубокое, инстинктивное отчаяние. Он не понимал, что делать и куда ему идти; он снова выскочил на улицу; там была все та же метель и поземка, и из глубины станции послышались два свистка паровоза. Он снова бросился обратно, попробовал выйти и войти в зал через другие двери. Все безрезультатно.

– Потерял, небось чего-нибудь?

Его окликнула уборщица, со стороны проема в зал ожидания, полная тетка лет сорока, в синей рабочей теплой спецодежде и черном фартуке. Она прислонила к стене деревянную швабру, и держала в руках большую бурую тряпку из мешковины, которую только что выполоскала в десятилитровом оцинкованном ведре.

«Надо делать вид, что ничего не произошло. А то за дурака примут или хуже».

– Да… авторучку где-то посеял.. вот…

– Батюшки… небось с золотым пером?

– Да нет, простая… да ну, ерунда, может, просто забыл.

– Ну, а перепугался-то… думаю, документы посеял или грОши… А то народ, знаешь разный бывает: у нас давеча чемодан сперли… и милиция протокол писала, и свидетелев искали… вот вроде потом чемодан-то нашли, так что если что пропало…

– Нет, все нормально. Это я просто думал, когда ручку не нашел, что и кошелек выронил, а потом вспомнил, он в другом кармане. Растерялся. Спасибо.

– А, растерялся… а на вокзале теряться не надо, тут потеряться легко…

«Не хватало еще, чтобы милиция документы проверила» – всплыло вдруг в голове у Виктора. Вывеска линейного отделения маячила у двери между расписанием и питьевым фонтанчиком. Надо было куда-то идти отсюда; на улицу не хотелось, и Виктор прошел в зал ожидания, полуудивленно увидев там деревянные диваны с высокими спинками и надписью «МПС», деревянный газетный киоск в одном углу и деревянный же книжный ларек в другом; оба были закрыты. Он тяжело опустился на скамью и закрыл глаза; потом снова открыл, в тайной надежде увидеть мир измененным; потом закрыл снова.

Спокойно, думал он. Это, скорее всего, бред, галлюцинации, просто такой связный бред, наверное, бывает. Значит, медицина поможет, может, на это уйдет какое-то время. Хотя – для больного странно понимать, что он бредит, обычно бред принимают за истину. Ну ладно, это детали, надо как-то продержаться, за что-то уцепиться или как там.

Предположим худшее, это не бред. Так. Значит, с семьей и родными все в порядке, не надо себя изводить, это я потерялся, потерялся только я. Как они там без меня… впрочем, может быть и не без меня, может, пока я тут, там не прошло и мгновенья. Может, там такой же ходит и ничего не произошло…

Как же возвращаться? Надо сначала понять где это. Перенос во времени? Какой сейчас год?

За стеклянными закрытыми ставнями газетного киоска Виктор разглядел обложку «Огонька», и это его почему-то обрадовало. Хоть к чему-то привязаться, как к точке отсчета. Он не спеша встал, и, стараясь сохранять непринужденность, прогулялся взад и вперед, изображая ожидающего, и, вроде как от скуки, подошел поближе к торговой точке, чем-то напоминавшей иконостас. «Огонек»… дальше Виктор опять похолодел. Номер был за январь 1958 года.