Ладно, сейчас не до нашего нового класса. Факт тот, что в извилинах фюрера, который считает, что можно ни черта не знать и мнить себя гением, вполне может угнездиться та же мысль, что и у Мао: все помрут, а наши расплодятся. И если Мао спокойно все это нес с трибуны в Москве, то фюреру в этой реальности никто и ничто не мешает перейти от слов к делу.
Это – раз.
Второе: Гиммлер, видимо, понимает, что научно доказывать таким абсолютно бесполезно. Им нужно показывать чудо. А чудо – это он, Виктор. В смысле, конечно, что его можно выдать за чудо. Которому фюрер просто по-ве-рит, сразу, без логических размышлений и эрудиции.
И тут Виктору подумалось, что это все немного странно. Цитаты к месту сами всплывают, нужные факты, как в поисковике… «Так может, это и есть то самое озарение, которого тут все добивались? Но почему только сейчас всплыло? После второго пришествия? Неужели Ковальчук на детской площадке в подсознание мне информацию передать заложил? А может, вообще здесь два Ковальчука? Один тут, другой в нашем мире работает? Я же не видел, как он перешел….Черт, как все запутано.»
Несмотря на не слишком спокойную ночь, голова была на удивление ясной. Надвигалось утро и по всей общаге на разные голоса запели будильники. Виктор ощутил порыв к действию, врубил приемник и, сделав небольшую зарядку под тонизирующие звуки «Massachusets», поставил чайник и побежал мыться.
После завтрака в дверь его постучали. Зашел майор Ковальчук с худощавым парнем среднего роста и позднего комсомольского возраста; как оказалось, это и есть старший лейтенант Хандыко. Виктор вырубил несущийся из приемника блюз с двусмысленным для текущего момента названием «The walls keep talking» и доложил о прозрении.
– Да, это, конечно, не то, что нам бы хотелось, – несколько разочарованно произнес майор, – но все кое-что. Про Мао-Цзе-Дуна мы не знали. С этой вашей второй реальностью действительно не знаешь, где найдешь, а где… Остальное в общем известно. Так что при встрече с фюрером старайтесь не умничать и не показывать эрудицию. Держитесь проще и искренней. Вообще это только у нас в Союзе сейчас правило хорошего тона – литературная речь и разговоры об успехах науки и техники, даже с девушками, а в рейхе любят незатейливых открытых парней с чистым взором и здоровыми природными инстинктами. К счастью, вряд ли у вас там будет большой круг общения.
Он взглянул на часы.
– Ну вот, мне уже пора, в остальном вас в курс дела введет Георгий Иваныч.
Было двадцать третье февраля. День Советской Армии. Правда, еще не выходной. «Старт-В» салатового цвета мчал Виктора в сторону западных рубежей СССР.
Виктор поначалу был уверен, что ему, как гражданину, временно выезжающему из СССР за кордон, дадут кучу указаний и наставлений, что и как надлежит и не надлежит делать, и, возможно, спросят о том, кто является лидерами освободительного движения в Сомали. Ну и наверняка дадут какую-то специальную подготовку или хотя бы скажут, на кого в случае чего надлежит выйти.
Ничего этого не было. Более того, до отъезда Виктор не заполнял никаких бумаг, нигде не расписывался и ему даже не делали прививок, что выглядело весьма странным. Вместо этого ему дня полтора накачивали словарный запас, дали отдохнуть и выспаться, среди ночи выдали вещи из его реальности и в сопровождении Хандыко отвезли на аэродром, где его уже ждал небольшой двухмоторный пассажирский самолет. В самолете Виктор тоже заснул. Он предполагал, что они летят в Брест, но самолет сел на какой-то военной базе подо Львовом, где они с Хандыко позавтракали в столовой и пересели на «Старт-В», то-есть внедорожник с кузовом от «Старта» и вездеходном шасси. В машине Хандыко дал Виктору пачку рейхсмарок купюрами разного достоинства и немного алюминиевой разменной монеты.
– Распишитесь в ведомости в получении, – сказал он. – А то еще чего доброго, опять побежите часы продавать, а на них еще фюреру глазеть.
– Нет, часы продавать не буду, – ответил Виктор, машинально думая, у кого бы там посмотреть курс обмена. – Да, Георгий Иванович! А вы вот так меня без инструктажа направляете?
– А какой инструктаж? Там вы сами по себе бродить не будете.
– Ну… как с кем обращаться, уживаться. Они же нацисты все-таки.
– Виктор Сергеевич, а в вашем мире как вы с нацистами уживаетесь? В бывшем СССР? В Прибалтике у вас нацисты, ветераны СС парады проводят, на Украине тоже есть нацисты, и даже у вас в России есть нацисты…
– Так у нас же не все нацисты.
– И там не все.
– Ну а насчет того, как себя вести, чтобы не уронить престиж нашей страны?
– Вы же взрослый человек. Вы уронили престиж Российской Федерации за время своего пребывания в СССР?
– Вроде нет… не знаю. А если они меня начнут провоцировать, склонять к сотрудничеству?
– Тяните время, насколько они вам это позволят. Когда прижмут – соглашайтесь, но торгуйтесь, выдвигайте свои условия, требуйте гарантий. Подписывать можете что угодно. В двадцать первом веке, как вы понимаете, это всерьез никто не примет. Активных действий не предпринимайте, но держитесь наготове. Не раскисайте, не теряйте самообладания, не впадайте в панику.
– Это и так понятно.
– Поэтому это вам и не разъясняют. Что вам еще сказать? «Помните, что от выполнения вашей задачи зависит судьба человечества»? Вы это и так помните.
– Да, конечно… Ну, а если они захотят меня кровью повязать?
– Маловероятно. Палачей или террористов у них и так хватает. Сделать такие дикие ставки, чтобы так бездарно использовать – вряд ли. Вот как аналитик, который прекрасно знает слабые точки советской системы и наблюдал в действии технологию ее развала – в этом качестве вы для нас действительно можете быть опасны. Так что Гиммлер, скорее всего, захочет сделать из вас убежденного нациста.